...название поэтического произведения всегда важно, потому что оно всегда указывает ими на главное из его действующих лиц, в котором воплощается мысль сочинения, или прямо на эту мысль.
В. Г. Белинский

Тема «Солнечною удара» (1925) — изображение любви, которая охватывает человека внезапно и остаётся в его душе ярчайшим воспоминанием на всю жизнь. Идея рассказа в том своеобычном понимании любви, которое связано с философскими взглядами писателя на человека и его жизнь. Любовь, с точки зрения Бунина, является моментом, когда обостряются все эмоциональные способности человека и он отрывается от серой, неустроенной, несчастливой действительности и постигает «чудное мгновение». Это мгновение быстро проходит, оставляя в душе героя сожаление о невозвратимости счастья и благодарность, что оно всё-таки было. Именно поэтому кратковременное, пронзительное и восхитительное чувство двух молодых людей, случайно встретившихся на пароходе и расставшихся через день навсегда, сравнивается в рассказе с солнечным ударом. Об этом говорит героиня: «Мы оба получили что-то вроде солнечного удара...».

Интересно, что это фигуральное выражение подтверждается реальной удушающей жарой описываемых суток. Автор постепенно нагнетает впечатление жары: на пароходе жарко пахнет кухней; «прекрасная незнакомка» едет домой из Анапы, где загорала под южным солнцем на горячем песке; ночь, когда герои сошли с парохода, была очень тёплая; лакей в гостинице одет в розовую косоворотку; в накалённом за день гостиничном номере страшно душно и т.д. Следующий за ночью день был тоже солнечный и до того жаркий, что к металлическим пуговицам на кителе поручика больно было притронуться. В городке раздражающе пахнет разной базарной снедью.

Все переживания поручика после мимолётного приключения действительно напоминают болезненное состояние после солнечного удара, когда (по медицинским показаниям) человек, в результате обезвоживания организма, ощущает головную боль, головокружение, раздражительность. Однако это взвинченное состояние героя не результат перегрева организма, но следствие осознания значимости и ценности порожного приключения, которое он только что пережил. Оно было ярчайшим событием в жизни поручика и «прекрасной незнакомки»: «оба много лет потом вспоминали эту минуту: никогда, ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой». Так у Бунина ценностями одного порядка становятся мгновение счастья и вся жизнь. Писателя привлекает «загадка бытия» — соединение радости и печали, чуда и ужаса.

Рассказ «Солнечный удар» небольшой, причём пять из шести страниц занимает описание переживаний поручика после расставания с «прекрасной незнакомкой». Иными словами, для Бунина неинтересно рисовать различные перипетии любви (их уже рисовали в русской и мировой литературе тысячи раз) — писатель осмысливает значение любви в человеческой жизни, не размениваясь на завлекательные мелочи-побрякушки. Поэтому любопытно сравнить изображение любви в рассказе Бунина «Солнечный удар» и в рассказе Чехова «Дама с собачкой», тем более что литературоведы отмечают сходство сюжетов этих произведений.

И Чехов, и Бунин показывают серую, обыденную жизнь, которая душит человеческие чувства, но показывают по-разному. Чехов показывает кошмар окружающей жизни, рисуя её пошлость; Бунин — изображая момент истинной страсти, то есть настоящую жизнь, по мнению писателя, которая так непохожа на серую обыденность. Чеховский Гуров, вернувшись в Москву, никому не может рассказать о своём знакомстве с Анной Сергеевной. Один раз он, правда, признаётся партнёру по картам, что встретил в Крыму очаровательную женщину, но в ответ слышит: «А давеча вы были правы: осетрина-то с душком!»(III). Приведённая фраза заставила Гурова ужаснуться своей привычной жизни, потому что он понял, что даже «в образованном обществе» высокие чувства мало кого волнуют. И бунинских героев охватывает тот же страх и отчаяние, что и Гурова. Они в момент счастья сознательно отгораживаются от повседневного быта, и Бунин как бы говорит читателям: «А теперь подумайте сами, что стоит ваше привычное существование по сравнению с прекрасными мгновениями любви».

Подводя итог, следует признать, что в рассказе Бунина солнечный удар стал аллегорией высокой любви, о которой только может мечтать человек. В «Солнечном ударе» продемонстрированы и художественные принципы, и философские взгляды писателя.

Философия жизни у Бунина такова, что для него по-настоящему ценным является миг, когда человек сразу познаёт счастье любви (как в «Солнечном ударе») или ему открывается смысл бытия (как в «Тишине»), Миг счастья поражает бунинских героев, как солнечный удар, а остальная жизнь держится только восхитительно-грустными воспоминаниями о нём.

Однако кажется, что такая философия обесценивает всю остальную жизнь человека, которая становится всего лишь прозябанием между редкими минутами счастья. Гуров в «Даме с собачкой» не хуже бунинской «прекрасной незнакомки» знает, что после нескольких счастливых дней любви всё кончится (II), вернётся проза жизни, но он побит Анну Сергеевну и поэтому не оставляет её. Чеховские герои не бегут от любви, и благодаря этому Гуров смог почувствовать, что «теперь, когда у него голова стала седой, он полюбил, как следует, по-настоящему — первый раз в жизни» (IV). Иными словами, «Дама с собачкой» только начинается там, где кончается «Солнечный удар». У бунинских героев хватает страстных чувств на одну ярко эмоциональную сцену в гостинице, а чеховские герои пробуют преодолеть пошлость жизни, и это стремление меняет их, делает благороднее. Вторая жизненная позиция кажется более правильной, хотя редко кому удаётся.

К бунинским художественным принципам, которые нашли отражение в рассказе, следует отнести, во-первых, незамысловатый сюжет, интересный не захватывающими поворотами, но внутренней глубиной, а во-вторых, особую предметную изобразительность, которая придаёт рассказу правдоподобие и убедительность. В-третьих, критическое отношение к окружающей действительности у Бунина выражается опосредованно: он рисует в обыкновенной жизни героев необыкновенное любовное приключение, которое показывает в неприглядном виде всё их привычное существование.

Проблематика и герои рассказа И. Бунина «Солнечный удар»

Все проходит...

Юлий Цезарь

Мягкий кленовый листок кротко и трепетно возно-сится ветром и вновь падает на холодную землю. Он настолько одинок, что ему все равно, куда несет его судьба. Ни теплые лучи ласкового солнца, ни весенняя свежесть морозного утра уже не радуют его. Этот маленький листок настолько беззащитен, что ему приходится смириться с роком судьбы и лишь наде-яться на то, что когда-нибудь удастся найти свое при-станище.

В рассказе И. А. Бунина «Солнечный удар» пору-чик, словно одинокий листок, скитается по чужому городу. Это рассказ о любви с первого взгляда, о мимо-летном увлечении, о силе страсти и горечи расстава-ния. В творчестве Бунина любовь сложна и несчастли-ва. Герои расстаются, словно проснувшись после сладкого любовного сна.

То же самое происходит и с поручиком. Перед чита-телем предстает картина жары и духоты: загар на теле, кипящая вода, горячий морской песок, запы-ленная извозчичья пролетка... Воздух наполнен лю-бовной страстью. Страшно душный, сильно накален-ный за день гостиничный номер — вот отражение со-стояния влюбленных. Белые опущенные занавески на окнах — это граница души, а две несожженные све-чи на подзеркальнике — то, что, возможно, осталось здесь от предыдущей пары.

Однако наступает время расставания, и малень-кая, безымянная женщина, шутливо называвшая себя прекрасной незнакомкой, уезжает. Поручик не сразу понимает, что любовь уходит от него. В легком, счастливом состоянии духа он довез ее до пристани, поцеловал и беззаботно вернулся в гостиницу.

Его душа была еще полна ею — и пуста, как и гости-ничный номер. Аромат ее хорошего английского оде-колона, ее недопитая чашка лишь усиливали одино-чество. Поручик поспешил закурить, но сигаретный дым не способен побороть тоску и душевную пустоту. Иногда случается, что мы понимаем, с каким пре-красным человеком свела нас судьба, лишь в тот мо-мент, когда его уже нет рядом.

Поручику нечасто доводилось влюбляться, иначе он не стал бы называть пережитое чувство «странным приключением», не согласился бы с безымянной не-знакомкой, что они оба получили что-то вроде солнеч-ного удара.

В гостиничном номере еще все напоминало о ней. Однако тяжелы были эти воспоминания, от одного взгляда на неубранную кровать усиливалась и без того невыносимая тоска. Где-то там, за открытыми окнами, уплывал от него пароход с таинственной не-знакомкой.

Поручик на мгновение попробовал представить, что чувствует таинственная незнакомка, ощутить себя на ее месте. Вероятно, она сидит в стеклянном бе-лом салоне или на палубе и смотрит на огромную, бле-стящую под солнцем реку, на встречные плоты, на желтые отмели, на сияющую даль воды и неба, на весь этот безмерный волжский простор. А его мучает оди-ночество, раздражает базарный говор и скрип колес.

Жизнь самого обычного человека зачастую скучна и однообразна. И только благодаря таким мимолетным встречам люди забывают про каждодневные скучные дела, каждое расставание вселяет надежду на новую встречу, и с этим ничего не поделаешь. Но где же смо-жет встретить поручик свою возлюбленную в большом городе? К тому же у нее семья, трехлетняя дочка. Нуж-но продолжать жить, не давать отчаянию овладеть ра-зумом и душой, хотя бы ради всех будущих встреч.

Все проходит, как говорил Юлий Цезарь. Вначале странное, непонятное чувство затмевает разум, но тос-ка и одиночество неминуемо остаются в прошлом, как только человек вновь оказывается в обществе, общает-ся с интересными людьми. Новые встречи вот луч-шее лекарство от расставаний. Не нужно уходить в себя, думать о том, как прожить этот бесконечный день с этими воспоминаниями, с этой неразделимой мукой.

Поручик был одинок в этом богом забытом горо-дишке. Он рассчитывал найти сочувствие к себе со стороны окружающих. Но улица лишь усилила тяж-кие воспоминания. Герой не мог понять, как можно спокойно сидеть на козлах, курить и вообще быть бес-печным, равнодушным. Ему захотелось узнать, один ли он так страшно несчастен во всем этом городе.

На базаре все только и делали, что нахваливали свой товар. Все это было так глупо, нелепо, что герой убежал с базара. В соборе поручик также не нашел пристанища: там пели громко, весело и решительно. Никому не было дела до его одиночества, а безжалост-ное солнце неумолимо жгло. Погоны и пуговицы его кителя так нагрелись, что к ним невозможно было прикоснуться. Тяжесть внутренних переживаний по-ручика усугубляла нестерпимая жара на улице. Еще вчера, находясь под властью любви, он не замечал па-лящего солнца. Теперь же, казалось, уже ничто не сможет побороть одиночество. Поручик попытался найти утешение в спиртном, но от водки его чувства еще больше разгулялись. Герою так хотелось изба-виться от этой любви и вместе с тем он мечтал встре-титься вновь со своей возлюбленной. Но каким обра-зом? Он не знал ни фамилии, ни имени ее.

Память поручика еще хранила запах ее загара и холстинкового платья, красоту ее крепкого тела и изящность маленьких рук. Долго рассматривая порт-рет какого-то военного на фотовитрине, герой задумал-ся над вопросом, нужна ли такая любовь, если потом все будничное становится страшным и диким, хорошо ли, когда сердце поражено слишком большой любо-вью, слишком большим счастьем. Говорят, все хорошо в меру. Некогда сильная любовь после расставания сменяется завистью к окружающим. То же самое про-изошло с поручиком: он стал томиться мучительной завистью ко всем нестрадающим людям. Все вокруг выглядело одиноким: дома, улицы... Казалось, вокруг нет ни души. От былого благополучия осталась лишь белая густая пыль, лежавшая на мостовой.

Когда поручик вернулся в гостиницу, номер был уже прибран и казался пустым. Окна были закрыты, занавески опущены. В комнату проникал лишь легкий ветерок. Поручик устал, к тому же, он был очень пьян и лежал, подложив руки под затылок. По его щекам покатились слезы отчаяния, столь сильно было ощу-щение бессилия человека перед всемогущей судьбой.

Когда поручик проснулся, боль потери немного притупилась, будто он расстался с возлюбленной де-сять лет назад. Оставаться в номере далее было невы-носимо. Деньги для героя потеряли всякую ценность, вполне возможно, в его памяти еще свежи были воспо-минания о городском базаре, об алчности торговцев. Щедро рассчитавшись с извозчиком, он пошел на пристань и через минуту оказался на многолюдном пароходе, идущим следом за незнакомкой.

В действии наступила развязка, но в самом конце рассказа И. А. Бунин ставит последний штрих: за не-сколько дней поручик постарел на десять лет. Чувст-вуя себя в плену любви, мы не думаем о неизбежной минуте расставания. Чем сильнее мы любим, тем тя-гостнее бывают наши страдания. Эта тяжесть расста-вания с самым близким тебе человеком ни с чем не сравнима. Что же испытывает человек, когда теряет свою любовь после неземного счастья, если из-за ми-молётного увлечения стареет на десять лет?

Человеческая жизнь, словно зебра: белая полоса радости и счастья неминуемо сменится черной. Но ус-пех одного человека вовсе не означает неудачу друго-го. Нужно жить с открытой душой, даря радость лю-дям, и тогда в нашу жизнь будет возвращаться ра-дость, чаще мы будем терять голову от счастья, нежели томиться в ожидании нового солнечного уда-ра. Ведь ничего нет невыносимее ожидания.

Сочинение

Самым совершенным своим созданием Бунин считал книгу «Темные аллеи» - цикл рассказов о любви. Книга была написана во время второй мировой войны, когда семья Буниных оказалась в крайне бедственном положении (конфликты с властями, практическое отсутствие еды, холод и др.). Писатель совершил в этой книге беспрецедентную по художественной смелости попытку: он тридцать восемь раз (таково количество рассказов в книге) написал «об одном и том же». Однако результат этого удивительного постоянства поразителен: чуткий читатель всякий раз переживает воссоздаваемую картину (казалось бы, заведомо известную ему) как абсолютно новую, а острота сообщаемых ему «подробностей чувства» не только не притупляется, но, кажется, лишь усиливается. По тематике и стилевым особенностям к сборнику «Темные аллеи» примыкает созданный еще в 1927 г. рассказ «Солнечный удар».

Повествовательная техника поздних бунинских произведений отличается поразительным сочетанием благородной простоты и изощренности. «Солнечный удар» начинается - без всяких упреждающих объяснений - неопределенно-личным предложением: «После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу...». Читателю еще ничего не известно ни о предстоящем событии, ни о его участниках: самые первые впечатления читателя связаны с ощущениями света и жара. Образы огня, духоты, солнечного блеска будут на протяжении всего этого шестистраничного рассказа поддерживать «высокую температуру» повествования. Загаром будет пахнуть рука героини; в «розовой» косоворотке встретит молодую чету гостиничный лакей, и «страшно душным, горячо накаленным» окажется номер в гостинице; зноем будет пропитан «незнакомый городишко», в котором придется обжигаться от прикосновения к пуговицам одежды и щуриться от нестерпимого света.

Кто такая «она », где и когда происходит действие? Возможно, читатель, как и главный герой, не успеет дать себе в этом отчета: в бунинском рассказе все это окажется оттесненным на периферию единственно важного события - «слишком большой любви», «слишком большого счастья». Рассказ, лишенный экспозиции, завершится лаконичным эпилогом - коротким предложением, в котором будто навсегда застынет чувствующий себя «постаревшим на десять лет» поручик.

Быстротечность послужившего основой сюжета происшествия подчеркнута в «Солнечном ударе», как и в других поздних произведениях Бунина, фрагментарностью, пунктирностью рассказа о любовном сближении: отобраны и будто наспех смонтированы отдельные подробности, жесты, фрагменты диалога. Скороговоркой сказано о расставании поручика с «прекрасной незнакомкой»: «легко согласился», «довез до пристани», «поцеловал на палубе», «возвратился в гостиницу». В целом описание встречи любовников занимает чуть больше одной страницы текста. Эта композиционная особенность произведений Бунина о любви - отбор наиболее значимых, переломных эпизодов, высокая сюжетная «скорость» в передаче истории любви - позволяет многим историкам литературы говорить о «новеллистичности» поздней бунинской прозы. Очень часто (и вполне резонно) исследователи прямо называют эти его произведения новеллами. Однако бунинские произведения не сводятся к динамичному повествованию о перипетиях любви.

Повторяющаяся «формула» сюжета - встреча, быстрое сближение, ослепительная вспышка чувств и неотвратимое расставание, сопровождающееся порой смертью одного из любовников - именно благодаря своей повторяемости перестает быть «новостью» (буквальное значение итальянского слова «novella»). Более того, как правило, уже начальные фрагменты текста содержат авторские указания не только на скоротечность предстоящего события, но и на будущие воспоминания персонажей. В «Солнечном ударе» подобное указание следует сразу за упоминанием о первом поцелуе: «...Оба...много лет потом вспоминали эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой». Заслуживает внимания «грамматическая неточность», возможно сознательно допущенная Буниным в этом предложении: следовало употребить глагол «испытал» во множественном числе. Возможное объяснение - стремление автора к предельному обобщению: независимо от социальных, психологических и даже половых различий персонажи бунинских рассказов воплощают одно сознание и одно мироощущение.

Обратим внимание на то, как в рамках одного предложения сопрягаются и оказываются величинами одного порядка «чудное мгновенье» и «вся жизнь». Бунин пишет не только о любви, для него важен масштаб всего земного человеческого существования, его влечет загадочная слитность «страшного» и «прекрасного», «чуда» и «ужаса» этой жизни. Вот почему любовный сюжет часто оказывается лишь частью произведения, сосуществуя с фрагментами медитативного характера.

Почти пять из общих шести страниц текста «Солнечного удара» описывают состояние поручика после расставания с незнакомкой. Собственно новеллистический сюжет - лишь преамбула к лирически насыщенным размышлениям героя о таинстве жизни. Интонация этих размышлений задана пунктиром повторяющихся неотступных вопросов, которые и не предполагают ответа: «Зачем доказать?», «Что же теперь делать?», «Куда идти?». Как видим, событийный ряд рассказа подчинен общечеловеческой проблематике извечных «радостей и скорбей». Крепнущее ощущение безмерности и - одновременно - трагической невозвратимости пережитого счастья составляет в «Солнечном ударе» композиционный стержень рассказа.

Сосредоточенность Бунина на «вечных» вопросах человеческого существования, на экзистенциальных проблемах бытия не делает рассказы о любви философскими: писатель не любит логических абстракций, не допускает в свои тексты философской терминологии. Фундамент бунинского стиля - не логически последовательное развитие мысли, а художническая интуиция жизни, находящая выражение в почти физиологически ощутимых описаниях, в сложных «узорах» световых и ритмических контрастов.

Переживание жизни - вот материал бунинских рассказов. Каков же субъект этого переживания? На первый взгляд, повествование в его рассказах ориентировано на точку зрения персонажа (это особенно заметно в « Чистом понедельнике », рассказ в котором ведется от лица богатого москвича, внешне дистанцированного от автора). Однако персонажи, даже если они наделены приметами индивидуальности, предстают в обоих анализируемых рассказах как своего рода медиумы некоего высшего сознания. Этим персонажам присуща «призрачность»: они будто тени автора, а потому описания их внешности чрезвычайно лаконичны. Портрет поручика в «Солнечном ударе» выполнен в намеренно «обезличивающей» манере: «Он...взглянул на себя в зеркало: лицо его,- обычное офицерское лицо, серое от загара, с белесыми, выгоревшими от солнца усами и голубоватой белизной глаз...». О рассказчике «Чистого понедельника» мы узнаем лишь, что он «был в ту пору красив почему-то южной, горячей красотой...»

Бунинским персонажам дарована исключительная острота чувственных реакций, которая была свойственна самому автору. Вот почему писатель почти не прибегает к форме внутреннего монолога (это имело бы смысл, будь психическая организация персонажа существенно отличной от авторской). Автор и герои (а вслед за ними и читатели) бунинских рассказов одинаково видят и слышат, одинаково изумляются бесконечности дня и быстротечности жизни. Бунинская манера далека от толстовских приемов «диалектики души»; несхожа она и с тургеневским «тайным психологизмом» (когда писатель избегает прямых оценок, но позволяет судить о состоянии души героя по искусно подобранным внешним проявлениям чувства). Движения души бунинских героев не поддаются логическому объяснению. Персонажи будто не властны над собой, будто лишены способности контролировать свои чувства.

В связи с этим интересно пристрастие Бунина к безличным глагольным конструкциям в описаниях состояний персонажа. «Нужно было спасаться, чем-нибудь занять, отвлечь себя, куда-нибудь идти...» - передает он состояние героя «Солнечного удара». «.. .Почему-то захотелось непременно войти туда», - свидетельствует рассказчик «Чистого понедельника» о посещении Марфо-Мариинской обители, где он в последний раз увидит возлюбленную. Жизнь души в изображении Бунина неподвластна разуму, неизъяснима, она томится загадкой скрытого от смертных смысла. Важнейшую роль в передаче «эмоциональных вихрей», испытываемых героями, играют приемы лирического «заражения» (ассоциативные параллели, ритмическая и звуковая организация текста).

Зрение, слух, вкусовые и температурные ощущения поручика в «Солнечном ударе» предельно обострены. Вот почему столь органичны в рассказе и целая симфония запахов (от запахов сена и дегтя - до запахов «ее хорошего английского одеколона..., ее загара и холстинкового платья»), и детали звукового фона («мягкий стук» парохода, ударяющегося о пристань; звон мисок и горшков, продающихся на базаре; шум «закипевшей и побежавшей вперед воды»), и гастрономические подробности (ботвинья со льдом, малосольные огурцы с укропом, чай с лимоном). Но самые выразительно описанные в рассказе состояния персонажа связаны с острым восприятием светоносного и пышущего жаром солнца. Именно из световых и температурных подробностей, вновь и вновь подающихся крупным планом и придающих отчетливость внутреннему ритму рассказа, соткана «парчовая» словесная ткань «Солнечного удара». Сводя вместе, фокусируя эти энергетические словесные нити, Бунин без всяких пояснений, без апелляций к сознанию персонажа передает экстатичность переживаемых им мгновений. Впрочем, психологическое состояние поручика оказывается не только фактом его внутренней жизни. Нераздельность красоты и ужаса; радость, от которой «сердце просто разрывалось на части», оказываются объективно сущими характеристиками бытия.

Писатель обращается в своей поздней прозе не к рационально постигаемым граням жизни, а к тем сферам опыта, которые позволяют хоть на мгновение прикоснуться к таинственным, метафизическим глубинам бытия (метафизическое - то, что находится за пределами воспринимаемых человеком природных явлений; то, что невозможно рационально осмыслить). Именно такова для Бунина сфера любви - сфера неразгадываемой тайны, невысказанности, непрозрачной смысловой глубины. Любовное переживание в изображении писателя связано с небывалым взлетом всех эмоциональных способностей человека, с его выходом в особое - контрастное будничному течению жизни - измерение. Это и есть подлинное измерение бытия, причастны которому оказываются далеко не все, а лишь те, кому дана счастливая (и всегда единственная) возможность пережить мучительную радость любви.

Любовь в произведениях Бунина позволяет человеку принять жизнь как величайший дар, остро ощутить радость земного существования, но эта радость для писателя - не блаженное и безмятежное состояние, а чувство трагичное, окрашенное тревогой. Эмоциональная атмосфера рассказов создается взаимодействием устойчивых в поздней бунинской прозе мотивов любви, красоты и неотвратимой конечности, кратковременности счастья. Радость и мука, печаль и ликование сплавлены в поздних произведениях Бунина в нерасторжимое целое. «Трагический мажор» - так определял пафос бунинских рассказов о любви критик русского зарубежья Георгий Адамович: «У Бунина в самом языке его, в складе каждой его фразы чувствуется духовная гармония, будто само собою отражающая некий высший порядок и строй: все еще держится на своих местах, солнце есть солнце, любовь есть любовь, добро есть добро».

Главные герои рассказа «Солнечный удар» — мужчина и женщина, случайно познакомившиеся на пароходе. Он – поручик. Она возвращается домой после летнего отдыха в Анапе, дома ее ждут муж и трехлетняя дочь. Между мужчиной и женщиной возникает чувство взаимности, настолько сильное, что на предложение поручика сойти на ближайшей пристани женщина отвечает согласием.

Была тихая теплая летняя ночь. Пара нанимает извозчика и едет в гостиницу. В гостинице они снимают номер и, оставшись одни, дают волю чувствам. Эта ночь запомнилась им на всю жизнь. Мужчина и женщина сравнивают свои ощущения с солнечным ударом.

Но утром женщина, будучи в хорошем и спокойном настроении, рассудительно приняла решение ехать дальше, а поручика попросила остаться в городе. По ее словам, дальнейшее совместное путешествие на пароходе разрушило бы впечатление о чудесной встрече. Поручик согласился с ее мнением и проводил даму на пароход.

Однако, когда он вернулся в номер, его посетило чувство, которого он никогда ранее не испытывал. Поручик ощутил, что потерял что-то очень важное. Ему остро не хватало присутствия этой женщины. Мысль о том, что он никогда более не увидит ее, казалась мужчине неправдоподобной.

Чтобы отвлечься, он отправился бродить по городу. Долгие часы он беспокойно ходил по улицам маленького города, но, вернувшись в гостиницу, понял, что гармонии так и достиг. В порыве отчаяния поручик помчался на почту, чтобы отправить объекту своей страсти телеграмму с признанием в любви. Но он вдруг вспомнил, что даже не знает ее имени.

Совершенно разбитый, одинокий человек отправился спать и проснулся лишь к следующему вечеру. Острое чувство утраты отпустило его, но при этом казалось, что та чудесная встреча была давно, лет десять назад.

Поручик отправился на пристань, по пути раздавая щедрые чаевые. И вскоре пароход унес его прочь от этого неприметного города, в котором он потерял свое счастье и постарел на десять лет. Таково краткое содержание рассказа.

Главная мысль рассказа «Солнечный удар» заключается в том, что в любви невозможно что-либо предсказывать. Поручику казалось, что его встреча с той незнакомкой является лишь мимолетным пароходным романом. Но оказалось, что его чувство к ней было более глубоким, настолько глубоким, что он долго не мог прийти в себя после ее поспешного отъезда. И потрясение от осознания утраты осталось с поручиком на всю жизнь.

Какие пословицы подходят к рассказу «Солнечный удар»?

К кому сердце лежит, туда и око бежит.
Любить не люблю, а отказаться не могу.
Глубина любви познаётся лишь в час разлуки.

Русская литература всегда отличалась необыкновенной целомудренностью. Любовь в представлении русского человека и русского писателя - чувство в первую очередь духовное. Притяжение душ, взаимопонимание, духовная общность, сходство интересов всегда были важнее, чем тяготение тел, стремление к физической близости. Последнее в согласии с христианскими догмами даже осуждалось. Над Анной Карениной Л. Толстой вершит строгий суд, что бы там ни говорили различные критики. В традициях русской литературы было и изображение женщин легкого поведения (вспомним Сонечку Мармеладову) как чистых и непорочных созданий, чья душа никак не затронута “издержками профессии”. И уж никоим образом не могла приветствоваться и не оправдывалась кратковременная связь, спонтанное сближение, плотский порыв мужчины и женщины друг к другу. Женщина, вступившая на этот путь, воспринималась как существо или легкомысленное, или отчаявшееся. Для того чтобы оправдать Катерину Кабанову в ее поступках и увидеть в ее измене мужу порыв к свободе и протест против гнета вообще, Н.А. Добролюбову в статье “Луч света в темном царстве” пришлось привлечь всю систему общественных отношений России! И конечно, никогда такие отношения не назывались любовью. Страсть, влечение в лучшем случае. Ho не любовь.

Бунин принципиально переосмысливает эту “схему”. Для него чувство, внезапно возникающее между случайными попутчиками на пароходе, оказывается столь же бесценным, как и любовь. Причем именно любовь и есть это пьянящее, самозабвенное, внезапно возникающее чувство, вызывающее ассоциацию с солнечным ударом. Он убежден в этом. «Скоро выйдет, - писал он своему знакомому, - рассказ “Солнечный удар”, где я опять, как в романе “Митина любовь”, в “Деле корнета Елагина”, в “Иде”, - говорю о любви".

Трактовка Буниным темы любви связана с его представлением об Эросе как могучей стихийной силе - основной форме проявления космической жизни. Она трагедийна в своей основе, так как переворачивает человека, резко меняет течение его жизни. Многое сближает в этом отношении Бунина с Тютчевым, который тоже считал, что любовь не столько вносит гармонию в человеческое существование, сколько проявляет “хаос”, таящийся в нем. Ho если Тютчева все же привлекал “союз души с душой родной”, выливающийся в конечном счете в роковой поединок, если в его стихах мы видим неповторимые индивидуальности, которые изначально, даже стремясь к этому, не в состоянии принести друг другу счастье, то Бунина не волнует союз душ. Скорее, его потрясает союз тел, рождающий в свою очередь особое понимание жизни и другого человека, чувство неистребимой памяти, которое и делает жизнь осмысленной, а в человеке проявляет его природные начала.

Можно сказать, что весь рассказ “Солнечный удар”, выросший, как признавался сам писатель, из одного мысленного “представления о выходе на палубу... из света в мрак летней ночи на Волге”, посвящен описанию этого погружения во тьму, которое переживает поручик, потерявший свою случайную возлюбленную. Это погружение во мрак, почти “умопомрачение” происходит на фоне нестерпимо душного солнечного дня, наполняющего все вокруг пронизывающим зноем. Обжигающими ощущениями буквально переполнены все описания: номер, где проводят ночь случайные попутчики, “горячо накален за день солнцем”. И следующий день начинается с “солнечного, жаркого утра”. И позже “все вокруг было залито жарким, пламенным... солнцем”. И даже к вечеру в комнатах распространяется жар от нагретых железных крыш, ветер поднимает белую густую пыль, огромная река блестит под солнцем, даль воды и неба ослепительно сияет. А после вынужденных скитаний по городу погоны и пуговицы кителя поручика “так нажгло, что к ним нельзя было прикоснуться. Околыш картуза был внутри мокрый от пота, лицо пылало...”.

Солнечность, слепящая белизна этих страниц должны напоминать читателям о настигшем героев рассказа “солнечном ударе”. Это одновременно и безмерное, острейшее счастье, но это все же удар, хотя и “солнечный”, т.е. болезненное, сумеречное состояние, потеря рассудка. Поэтому если вначале эпитет солнечный соседствует с эпитетом счастливый, то потом на страницах рассказа возникнет “радостное, но здесь как будто бесцельное солнце”.

Бунин очень осторожно раскрывает неоднозначный смысл своего произведения. Он не дает участникам кратковременного романа сразу понять, что с ними произошло. Первой слова о каком-то “затмении”, “солнечном ударе” произносит героиня. Позже он в недоумении повторит их: «В самом деле, точно какой-то “солнечный удар”. Ho она еще говорит об этом не задумываясь, больше обеспокоенная тем, чтобы сразу прекратить отношения, так как ей, может быть, “неприятно” будет их продолжение: если они поедут опять вместе, “все будет испорчено”. При этом героиня неоднократно повторяет, что подобного с ней никогда не происходило, что случившееся дня нее самой непонятно, непостижимо, уникально. Ho поручик как бы мимо ушей пропускает ее слова (потом он, правда, со слезами на глазах, может быть, только для того, чтобы воскресить ее интонацию, повторит их), он легко соглашается с ней, легко довозит ее до пристани, легко и беззаботно возвращается в номер, где только что они были вдвоем.

А вот теперь-то и начинается главное действие, потому что вся история сближения двоих людей была только экспозицией, только подготовкой к тому потрясению, которое свершилось в душе поручика и в которое он сразу не может поверить. Сначала речь идет о странном ощущении пустоты комнаты, которое его поразило, когда он вернулся. Бунин смело сталкивает в предложениях антонимы, чтобы заострить это впечатление: “Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ею - и пуст... Еще пахло ее хорошим английским одеколоном, еще стояла на подносе ее недопитая чашка, а ее уже не было”. И в дальнейшем этот контраст - присутствия человека в душе, в памяти и его реального отсутствия в окружающем пространстве - будет усиливаться с каждым мгновением. В душе поручика нарастает ощущение дикости, неестественности, неправдоподобности произошедшего, нестерпимости боли от потери. Боли такой, что от нее надо во что бы то ни стало спасаться. Ho спасения нет ни в чем. И каждое действие только приближает к мысли, что ему не “избавиться от этой внезапной, неожиданной любви” никаким способом, что вечно будут преследовать его воспоминания о пережитом, “о запахе ее загара и холстинкового платья”, о “живом, простом и веселом звуке ее голоса”. Когда-то Ф. Тютчев умолял:

О, господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял ее, но муку вспоминанья,
Живую муку мне оставь по ней.

Героям Бунина не надо заклинать - “мука вспоминанья” всегда при них. Писатель великолепно рисует то страшное чувство одиночества, отторжения от других людей, какое испытал поручик, пронзенный любовью. Достоевский считал, что такое чувство может испытывать человек, совершивший страшное преступление. Таков его Раскольников. Ho какое преступление совершил поручик? Только то, что он оказался поражен “слишком большой любовью, слишком большим счастьем”!? Однако именно это сразу же выделило его из массы обыкновенных людей, живущих обыденной, ничем не примечательной жизнью. Бунин специально выхватывает из этой массы отдельные человеческие фигуры, чтобы прояснить эту мысль. Вот у подъезда гостиницы остановился извозчик и просто, беспечно, равнодушно, спокойно сидя на козлах, курит цигарку, а другой извозчик, отвозящий поручика на пристань, весело говорит что-то. Вот бабы и мужики на базаре энергично зазывают покупателей, нахваливая свой товар, а с фотографий смотрят на поручика довольные новобрачные, хорошенькая девица в заломленном картузе и какой-то военный с великолепными бакенбардами, в украшенном орденами мундире. И в соборе церковный хор поет “громко, весело, решительно”.

Конечно, веселье, беззаботность и счастье окружающих увидены глазами героя, и, наверное, это не совсем так. Ho в том-то и дело, что отныне он видит мир именно таким, проникаясь к людям, не “ударенным” любовью, “мучительной завистью”. Ведь они действительно не испытывают той нестерпимой муки, того неимоверного страдания, которое не дает ему ни минуты покоя. Отсюда его резкие, какие-то конвульсивные движения, жесты, порывистые действия: “быстро встал”, “торопливо пошел”, “в ужасе остановился”, “стал напряженно смотреть”. Писатель особое внимание уделяет именно жестам персонажа, его мимике, его взглядам (так, в поле его зрения неоднократно попадает неубранная постель, возможно, еще хранящая тепло их тел). Важны также его впечатления от бытия, ощущения, произнесенные вслух самые элементарные, но потому и ударные фразы. Только изредка получает читатель возможность узнать о его мыслях. Так выстраивается бунинский психологический анализ, одновременно и тайный и явный, какой-то “сверхнаглядный”.

Кульминацией рассказа можно считать фразу: “ Все было хорошо, во всем было безмерное счастье, великая радость; даже в этом зное и во всех базарных запахах, во всем этом незнакомом городишке и в этой старой уездной гостинице была она, эта радость, а вместе с тем сердце просто разрывалось на части”. Известно даже, что в одной из редакций рассказа было сказано, что у поручика “зрела упорная мысль о самоубийстве”. Так прочерчивается водораздел между прошлым и настоящим. Отныне существует он, “глубоко несчастный”, и некие они, другие, счастливые и довольные. И Бунин согласен с тем, что “дико, страшно все будничное, обычное” сердцу, которое посетила великая любовь - то “новое... странное, непонятное чувство”, которое этот ничем не примечательный человек “даже предположить в себе не мог”. И свою избранницу мысленно герой обрекает в дальнейшем на “одинокую жизнь”, хотя прекрасно знает, что у нее есть муж и дочь. Ho муж и дочь присутствуют в измерении “обычной жизни”, как в “обычной жизни” остались простые, незатейливые радости. Поэтому для него после расставания весь мир вокруг превращается в пустыню (недаром в одной из фраз рассказа - по совсем другому поводу - упоминается Сахара). “Улица была совершенно пуста. Дома были все одинаковые, белые, двухэтажные, купеческие... и казалось, что в них нет ни души”. В номере веет зноем “светоносного (а значит, бесцветного, ослепляющего! - М.М.) и совершенно теперь опустевшего, безмолвного... мира”. Этот “безмолвный волжский мир” приходит на смену “безмерному волжскому простору”, в котором растворилась, навеки исчезла она, любимая, единственная. Этот мотив исчезновения и одновременно присутствия в мире человеческого существа, живущего в людской памяти, очень напоминает интонацию бунинского рассказа “Легкое дыхание” -

о сумбурной и неправедной жизни юной гимназистки Оли Мещерской, обладавшей этим самым необъяснимым “легким дыханием” и погибшей от руки своего любовника. Он заканчивается такими строчками: “Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре”.

В полном соответствии с контрастом единичного существования человека-песчинки (такое определение напрашивается само собой!) и беспредельного мира возникает столь значимое для концепции жизни Бунина столкновение времен - теперешнего, настоящего, даже сиюминутного времени и вечности, в которую перерастает время без нее. Слово никогда начинает звучать рефреном: “он уже никогда не увидит ее”, “никогда уже не скажет” ей о своем чувстве. Хочется написать: “Отныне вся моя жизнь навеки, до гроба ваша...” - но не можешь ей отослать телеграмму, так как неизвестны имя и фамилия; готов хоть завтра умереть, чтобы сегодня провести вместе день, доказать свою любовь, но любимую невозможно вернуть... Сначала поручику кажется невыносимым прожить без нее лишь бесконечный, но единичный день в забытом Богом пыльном городишке. Потом этот день обернется мукой “ненужности всей дальнейшей жизни без нее”.

Рассказ имеет, по сути, кольцевую композицию. В самом его начале слышен удар о причал приставшего парохода, и в конце слышны те же самые звуки. Между ними пролегли сутки. Одни сутки. Ho они в представлении героя и автора отделены друг от друга по меньшей мере десятью годами (эта цифра дважды повторяется в рассказе - после всего случившегося, после осознания своей потери поручик чувствует себя “постаревшим на десять лет”!), а на самом деле вечностью. Вновь едет на пароходе уже другой человек, постигнувший какие-то самые важные вещи на земле, приобщившийся к ее тайнам.

Поразительно в этом рассказе ощущение вещности, материальности происходящего. Действительно, создается впечатление, что такой рассказ мог написать человек, только реально переживший нечто подобное, запомнивший и одинокую шпильку, забытую возлюбленной на ночном столике, и сладость первого поцелуя, от которого перехватило дыхание. Ho Бунин резко возражал против отождествления его со своими героями. «Никогда моих собственных романов я не рассказывал... и “Митина любовь”, и “Солнечный удар” - все это плоды воображения», - возмущался он. Скорее, в Приморских Альпах, в 1925 г., когда писался этот рассказ, мерещилась ему сияющая Волга, ее желтые отмели, встречные плоты и розовый пароход, плывущий по ней. Все то, что уже не суждено было ему увидеть. И единственные слова, которые “от себя” произносит автор рассказа, - это слова о том, что они “много лет вспоминали потом эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот ни другой”. Герои же, которым не суждено более увидеть друг друга, не могут знать, что будет происходить с ними в той “жизни”, которая возникнет за пределами повествования, что они будут чувствовать впоследствии.

В сугубо “плотной”, материальной манере повествования (недаром кто-то из критиков назвал выходящее из-под его пера “парчовой прозой”) выразилось именно мировоззрение писателя, жаждущего через память, через прикосновение к предмету, через оставленный кем-то след (когда-то посетив Ближний Восток, он радовался, что увидел в каком-то подземелье “живой и четкий след ступни”, оставленный пять тысяч лет назад) противостоять разрушительному действию времени, одержать победу над забвением, а значит, и над смертью. Именно память в представлении писателя делает человека подобным Богу. Бунин с гордостью произносил: “Я человек: как бог, я обречен / Познать тоску всех стран и всех времен”. Так и человек, узнавший любовь, в художественном мире Бунина может считать себя божеством, которому открываются новые, неизвестные чувства - доброта, душевная щедрость, благородство. Писатель говорит о таинственности токов, что пробегают между людьми, связывая их в нерасторжимое целое, но при этом настойчиво напоминает о непредсказуемости результатов наших поступков, о том “хаосе”, который скрывается под благопристойным существованием, о трепетной осторожности, которую требует такая хрупкая организация, как человеческая жизнь.

Бунинское творчество, особенно в преддверии катаклизма 1917 г. и эмиграции, пронизано чувством катастрофизма, подстерегающего и пассажиров “Атлантиды”, и беззаветно преданных друг другу возлюбленных, которых все-таки разводят жизненные обстоятельства. Ho не менее громко будет звучать в нем гимн любви и радости жизни, которые могут быть доступны людям, чье сердце не состарилось, чья душа открыта творчеству. Ho и в этой радости, и в этой любви, и в самозабвении творчества Бунин видел опасность страстной привязанности к жизни, которая иногда может быть настолько сильна, что его герои выбирают смерть, предпочитая острой боли наслаждения вечное забвение.